Как охмуряли молодежь. Новыми гражданами фашисты очень хотели пополнить фатерланд

С отступавшими на запад войсками нацистской Германии в Беларусь прибывали беженцы из Смоленска и Орла, из Брянска и Пскова, из других регионов и городов. Это были военные из подразделений вермахта, полицейские, чиновники, горожане и крестьяне. Десятки тысяч людей с разными судьбами и убеждениями, которых мало что объединяло. Попытки их консолидировать предпринимались фашистами в Бобруйске и его окрестностях.

Объединение из-под плетки

Именно в нашем городе на Березине в феврале 1944-го был создан «Союз борьбы против большевизма», который возглавил ярый антикоммунист Михаил Октан (настоящая фамилия – Натко). Бывший военнослужащий РККА, он осенью 1941 года в районе брянских лесов перешел к немцам, служил в 612-й роте пропаганды при 2-й танковой армии вермахта. В 1942-м был завербован унтершарфюрером СС Мюккелем в качестве агента СД, затем передан в абвергруппу-­­­107. Октан был редактором нацистской газеты «Речь», которая в нашем городе стала под руководством коллаборациониста печатным органом «Союза борьбы против большевизма».

В задачи антисоветской организации входили борьба с партизанами, создание вооруженных отрядов и так называемых «оборонных деревень», ведение агитационной и пропагандистской работы. Главарями подразделений Союза в городе назначались руководители предприятий и учреждений.

В марте 1944 года стали проводить митинги «Союза борьбы против большевизма», целью которых было объединение российских мигрантов в Беларуси, а потом, возможно, и за ее пределами. Задачей дня на них объявлялась «борьба против всех проявлений жидо-­большевизма», проводились агитация и вербовка новых членов. Причем если взрослые могли входить в организацию добровольно, то для детей и подростков от 10 до 18 лет членство в молодежной секции СБПБ было обязательным.

И георгиевская лента не мешала

Как никто другой Октан-Натко сделал «Союз борьбы против большевизма» радикальной антисемитской организацией. Неслучайно в принятом ею манифесте говорилось: «…Мы будем уничтожать и искоренять иудо-большевизм, где бы и в какой форме он не появился. Мы не хотим «освобождения», которое, якобы, несет с собой большевистская армия… Мы будем всемерно оказывать активную и инициативную поддержку всем мероприятиям освободившей нас от иудо-большевизма Германской Армии… Мы будем заботиться о воспитании здорового, ненавидящего иудо-большевизм поколения… Все честные люди, все истинные сыны своего народа, вступайте в «Союз борьбы против большевизма»! (орфография сохранена)».

И они уничтожали и искореняли. Кроме Октана-Натко, в деятельности СБПБ принимал участие и бургомистр Бобруйска, перебравшийся с такой же должности в Смоленске Б.Г. Меньшагин. Странно, но эмблемой Союза были избраны георгиевские крест и лента. Вызыва­ющая сегодня бурю гнева у новоявленных нацистов, она тогда почему-то соседствовала с фа­шистской свастикой.
Вот как об этом писала октановская «Речь» по случаю принятия манифеста СБПБ: «Сцена обрамлена георгиевскими черно-­оранжевыми лентами с георгиевскими крестами. В глубине сцены – большое знамя со свастикой…» А вот что говорил местный фюрер с трибуны: «…Для выполнения политических задач, для защиты народа и для обеспечения победы над большевизмом наши добровольные охранные дружины должны состоять из представителей народа, воодушевленных глубокой и пламенной ненавистью к большевизму, спаянных крепкой дисциплиной, твердым характером, беззаветной преданностью и безусловной готовностью к действию. Добровольные охранные дружины Союза являются народной гвардией. «Союз борьбы против большевизма» призывает мужчин в возрасте от 18 до 45 лет вступать в охранные дружины Союза».

Под страхом смерти

Не будем скрывать, угрозы расправы действовали на молодежь. Так, на машиностроительном заводе в нашем городе в Союз вступили 80 процентов работников, на мыловаренном – 90, в городском банке – 100. Основная ставка делалась на тех, кто пострадал от советской власти. Прямо на митинге весной 1944 года в ряды соратников СБПБ был принят весь личный состав так называемого «восточного батальона» под командованием майора А.И. Буглая. Для объединения в своих рядах юношей и девушек был создан руководящий штаб Союза по работе с ними.

Политическая школа СБПБ в Бобруйске готовила будущих вожаков нацистской организации. Здесь 1 мая состоялся специальный семинар руководителей групп. Регулярно организовывались сборы разных уровней. 5 мая 1944 года прошел слет пропагандистов оборонных дружин Союза, на котором с программной речью выступил Октан. На собрании присутствовали представители оккупационной администрации, командования 9-й немецкой армии, окружной бургомистр Меньшагин. По их призыву вся молодежь в возрасте от 10 до 18 лет просто обязана была вступить в профашистскую организацию. Сеть же свою она раскинула не только на предприятиях Бобруйска, но и в Осиповичах, Лапичах и Пуховичах.

Скорбная Скобровка

Именно под Пуховичами под эгидой СБПБ с конца мая 1944 года было создано и освящено «Детское село Скобровка», позднее переименованное в «Юношеское поселение Скоб­ровка». Контингент этого лагеря составляли привезенные из Полесской области дети в возрасте от 6 до 14 лет. Но весь месяц с небольшим его существования посторонним вход сюда был воспрещен. Хотя ребята как раз жили в домах выселенных из центра деревни сельчан. В каж­дой хате находилось от 20 до 36 мальчиков и девочек, общее число их в лагере колебалось от 1300 до 1800. Начальником поселения был капитан-предатель из рядов РОА Градюшко, которому подчинялись агроном, «вожатые», штат кухонных работников и кладовщик Курбанов – прибывшие из Бобруйска члены «Союза борьбы против большевизма». Общее руководство лагерем осуществлял всего один немец в военной форме.

В этом зловещем месте ребята нередко умирали. Здоровых детей регулярно увозили в неизвестном направлении. Как выяснилось после освобождения, на переливание крови солдатам и офицерам вермахта в госпиталях Пуховичей и Бобруйска. И юные доноры уже не возвращались. Остававшихся кормили так: 200 граммов хлеба, желудевый кофе, консервная банка собранного на лугу щавеля, изредка – суп с мясом. И это фашисты считали хорошим рационом, обеспечивавшим полнокровие. Несмот­ря на строгий запрет, мальчишки украдкой убегали в ближайшие деревни, чтобы попросить там хлеба, картошки, молока, которого в питании детей не было, хотя в лагере содержалось 10 коров.

Распорядок дня в «воспитательном учреждении» был таким: подъем в 7.00, завтрак, построение и передвижение к местам работы, перерыв на обед, снова работа, ужин, общее построение, прохождение с песней и, наконец, отбой. На работах в основном мели улицы, сажали капусту, пололи огород. За пищей ребята ходили на кухню, приносили ее в дома и ели прямо на нарах. За любое непослушание провинившихся били, заставляли прыгать на улице по-лягушачьи.
Чувствуя скорый приход Красной Армии, коллаборанты водили подопечных засыпать колодцы, бросать в них бочки, мусор. Так были испорчены источники воды у Степаниды Ивановны Федоринчик, Михаила Гончарика и еще у доброго десятка жителей. «Воспитатели» принуждали малолеток жечь на усадьбах крестьян заготовленную для крыш солому, молодые фруктовые сады, а старые рубить и ломать. Под страхом смерти юные узники уничтожали огороды жителей, били стекла в окнах, сжигали оставленную сельчанами домашнюю утварь…

Принуждали к этому «вожатые» и потому, что Скобровка за всю войну не имела ни одного ушедшего в полицию, зато с оккупантами сражались 60 партизан-односельчан.

Нам не забыть!

После рассекречивания архивных документов стали доступны показания фактически угнанных в Скобровку и свидетелей существования «юношеского поселения» в ней.

Володя Сахновский, 10 лет: «В начале июня 1944 года к нам в избу пришли два немца и сказали, чтобы я собирался ехать. Мне мать дала сухарей, кружку, ложку, и я пошел… Потом повезли на ст. Брожа. В нашем вагоне было 40 ребят. Всего сколько было вагонов, не знаю, но много. Повезли в Бобруйск, потом на ст. Пуховичи… На машинах привезли в Скобровку… В нашей хате сначала жило 22 человека. Когда ребят привезли еще, то у нас в хате было 36 ребят. Спали на нарах… Жил я в лагере пять недель. Когда фронт стал близко, нам начальники сказали, чтобы мы все уходили, куда кто хочет. Все разошлись. Я заболел и остался в деревне Крупка (1 км от Скобровки), где живу сейчас у гражданки Боежко Евы Гавриловны».
о. Немшевич, настоятель Свято-­Николаевского собора, 73 года: «Я, в числе другого духовенства, был приглашен немцами в одну из деревень недалеко от Марьиной Горки, как будто на открытие детского дома. …В 80 домах деревни, обнесенной колючей проволокой, страдали дети 9-13 лет, насильно отнятые у родителей. Когда мы совершали молитву, дети плакали… Мы пытались успокоить несчастных детей, но они плакали еще сильней, жалуясь, что у них немцы отняли матерей и отцов. Дети, плача, говорили нам, что у них немцы будут брать кровь. Дети просили спасти их…»

Иван Андреевич Федоринчик 1884 года рождения: «3 июня 1944 года немцы проводили освящение «Юношеского поселения Скобровка»… Говорили по-­немецки, переводчик переводил по-русски. Генерал говорил, что дети привезены из опасных зон, чтобы сохранить их жизнь, чтобы воспитать их в немецком духе, сохранить от большевизма, что большевики издеваются над детьми: 14-летних берут в армию, а 10-летних заставляют рыть окопы. Генерал говорил, что на освящение приглашены родители этих детей, чтобы посмотрели, как они живут. Чтобы убедились, что село проволокой не огорожено, что дети живут свободно. На деле родителей из деревень не было. Съехались служащие и старшины общин, в шляпах, с портфелями и зонтами. Гости пошли на обед, потом разъехались. После угощения гостей дети в течение двух дней были голодными, т.к. продукты были израсходованы…»

Александр Казак. Иллюстрации из открытых источников интернета.