Если не геноцид, то что это? О злодеяниях фашистов в нашем городе и его окрестностях в годы войны

В сентябре 2015 года Генеральная Ассамблея ООН постановила провозгласить 9 декабря Международным днем памяти жертв геноцида, чествования их достоинства и предупреждения этого преступления. Дата была выбрана в связи с тем, что в этот день в 1948-м Генассамблея приняла Конвенцию о предупреждении геноцида и наказании за него. Резолюция была принята на пленарном заседании 69-й сессии на основе консенсуса, ее одобрили 80 стран-членов Ассамблеи. Но, как видим, не всех сдерживают в преступных деяниях, подобных совершенным фашистами в годы минувшей войны, даже такие авторитетные документы.

Еще не закончилась Великая Отечественная…

Красная Армия уже миновала государственную границу СССР и в тяжелых боях освобождала от фашизма Европу. Наши воины гибли по сути на чужой земле, заботясь о свободе и мирной жизни соседей по континенту. Конечно, не всегда хватало времени и сил, чтобы установить подлинную картину злодеяний последнего рейха на нашей, советской, территории. Тем не менее работа эта велась.

Из акта об уничтожении гитлеровцами советских военнопленных в лагерях в Бобруйске, 17 января 1945 г.: «Бобруйская областная комиссия содействия в работе Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков в составе председателя комиссии Баранова Федора Алексеевича, заместителя председателя комиссии Ждановича Андрея Фомича, членов комиссии тт. Овчинникова Василия Григорьевича, Ходько Ермолая Корнеевича, Шеленговского Демьяна Потаповича произвела расследование фактов истреб­ления советских граждан немецко-­фашистскими захватчиками на территории гор. Бобруйска и его окрестностей в период временной оккупации.
Материалами следствия, осмотром мест истребления и захоронения комиссия установила: немецко-фашистские захватчики, ворвавшись 28 июня 1941 года в г. Бобруйск, подобрав себе из местных предателей сообщников, с первого дня оккупации занялись поголовным истреблением советских граждан разного пола, возраста, национальности и военнопленных.

Истребление производилось систематически на протяжении всего времени оккупации данной территории, т. е. до 29 июня 1944 года. Методы истребления применялись разные: расстрел, повешение, сожжение и закапывание живьем людей, применение пыток к заключенным, оканчивающихся смертью, содержание военнопленных в зимний период под открытым небом и питание их один раз в сутки баландой из картофельной шелухи, что вызывало инфекционные заболевания среди них и большую смертность.

Наравне со взрослыми зверскому истреблению подвергались и дети разного возраста. Таким образом, немецко-­фашистские захватчики и их сообщники за время оккупации г. Бобруйска и его окрестнос­тей уничтожили до 40000 гражданского населения и до 40000 военнопленных...»

Крепость полнилась стонами

С первых дней оккупации немцы устроили в Бобруйской крепости лагерь для военнопленных. В нем большей час­тью находились командиры Красной Армии. По показаниям свидетелей в достаточной мере подтверждается сожжение военнопленных вместе со зданиями, в которых они помещались. Уничтожение пленных гитлеровцы приурочили к традиционным в Советском Союзе Октябрьским праздникам. Всего немецкими фашистами осенью 1941 года было сожжено в крепости до 22 тысяч человек. Вот как об этом рассказывали комиссии бобруйчане, бывшие очевидцами зверств.

Иван Корнилович Петелин: «Будучи в лагере военнопленных в г. Бобруйске, в крепости на моих собственных глазах было сожжено и расстреляно с 5 по 6 ноября 1941 года более 7000 человек. Заранее были построены немцами две вышки около крепости, установлены пулеметы на них. Когда загорелся лагерь, военнопленные начали бежать через проволочные заграждения. Немцы открыли пулеметный огонь, и ни один не смог уйти. Сожженные и расстрелянные люди были тут же зарыты в лагере, многие были обнажены догола».

Мария Сергеевна Неверова: «В Октябрьские праздники 1941 года немецко-­фашистские захватчики зажгли две казармы, где помещались русские воен­нопленные. По рассказам оставшихся в живых военнопленных, сгорело и расстреляно было 22000 человек. Причиной поджога немцами казарм вместе с людьми послужили неудачи немецких войск в попытках взять Москву.

Уцелевшие от расстрела военнопленные рассказывали: сначала загорелась трехэтажная казарма, окруженная немецкими пулеметчиками и автоматчиками, многие военнопленные прыгали со второго и третьего этажей, чтобы спастись от огня, но они в воздухе и на земле беспощадно расстреливались фашистами. Огнем охватило еще две рядом стоящие казармы вместе с людьми».
Даниил Иванович Мухин: «Я жил от крепости в трехстах метрах. Я видел собственными глазами, как горели здания крепости, в которых находились русские военнопленные. Было это в Октябрьские праздники 1941 года. Мне было известно, что в больших зданиях крепости располагался лазарет для русских офицеров. Помню, что полтора дня шла стрельба в крепости. Когда загорелись здания, военнопленные пытались спастись бегством через окна, но были встречены пулеметно-автоматным огнем. Военнопленные горели несколько дней. Вместе с пожаром и кончилась стрельба. По-­моему, всего сожжено и расстреляно в крепости примерно более 22000 человек. Мало кому из них пришлось уйти живыми. Мне известен еще один лагерь военнопленных исключительно для офицерского состава, который был расположен против станции Березина на горке. По рассказам полицейских, охранявших лагерь, известно, что из этого лагеря было вывезено несколько десятков тысяч пленных для расстрела в д. Еловики и на еврейском кладбище».

Анна Ивановна Рудковская: «Мой дом, в котором я жила во время немецкой оккупации, расположен рядом с крепос­тью. Мне известны факты зверского истребления советских военнопленных в 1941 году. Фашисты зажгли две казармы с находящимися в них военнопленными. Во время пожара многие пытались выпрыгнуть со второго и третьего этажей. Они были встречены пулеметным огнем. Пленные горели всю неделю. Оставшиеся в живых и бежавшие из крепости военнопленные рассказали, что тогда погибло примерно 22000 человек».

На Парковой тоже творился ужас

Лагерь военнопленных на Парковой улице с первых дней оккупации нашего города тоже был заполнен людьми. Там находились до 40 тысяч узников. Вследствие зверского, нечеловеческого обращения с военнопленными немецко-фашистских захватчиков за весь период здесь погибли не менее 20 тысяч человек. Показания свидетелей, зафиксированные в документах, в достаточной мере подтверждают обстоятельства жестокого обращения с пленными.
Дмитрий Федорович Ломако: «Я был очевидцем зверского обращения с советскими военнопленными. Ежедневно, проходя мимо лагеря, я видел голодную, раздетую толпу молодых людей, просящих из-за колючей проволоки что-либо поесть у всех проходящих. Сердце холодело, когда наблюдал эту ужасную картину. Ведь я собственными глазами видел, как мертвых военнопленных выбрасывали из сараев, а на них другие, еле живые, сразу же набрасывались и снимали одежду. За всякую мелочь фашисты на месте расстреливали военнопленных и зарывали в 30 метрах от лагеря. Всего в этом лагере было замучено и расстреляно примерно 50000 человек».
Иван Иванович Хоняк: «С начала войны до 1943 года я проживал рядом с лагерем военнопленных, в котором помещалось примерно 50000 человек. Лагерь был под открытым небом. Я был очевидцем такого факта. К колючей проволоке, за которой находились военнопленные, подошла собака. Немецкий часовой выстрелил из винтовки и убил ее. Большая масса голодных военнопленных бросилась к трупу собаки, чтобы схватить кусочек мяса. Тогда немецкий часовой из автомата открыл огонь по военнопленным… У проволоки лежало много трупов. От голода и холода умирали люди пачками. Каждое утро по 10-15 двуколок, в каждую из которых вмещалось по 10 человек, с трупами отвозились недалеко от лагеря и закапывались. Таким образом, всего наших людей погибло тысяч 40-50».

Владимир Иванович Печенка: «Лагерь военнопленных был организован еще в 1941 году, когда немцы оккупировали Бобруйск. В лагере число узников доходило до 10000 человек. Здание для жилья не было приспособлено, раньше в нем были склады. Вследствие нечеловеческого обращения с военнопленными с первых же дней они начали умирать. Будучи арестован полицией, я сидел в тюрьме и познакомился с врачом, русским военнопленным. Он мне рассказал, что были случаи смертности в день до 1300 человек.

Никакой медицинской помощи военнопленным не оказывалось. Кормили в лагере супом из гнилой картошки и то небольшими порциями. Дело доходило до людоедства, когда голодные военнопленные вырезали у мертвых мягкие части тела и поедали их. На почве голода, холода, эпидемий, от расстрелов и зверских пыток за время существования лагеря умерло около 25000 человек».

Как обеспечивали конвейер смерти

Военнопленных, мирных жителей суперпрагматичные фашистские головорезы доставляли эшелонами со всех концов. Вот как вспоминали о тех горестных днях наши соседи из Жлобина и Паричского района.

Иван Остапович Романенко: «11 марта 1944 года, в субботу, к нам в Жлобин на автомашинах прибыло очень много немецких войск: они прибыли со стороны Бобруйска. Среди них были жандармские части и части СС… В ночь с 11 на 12 марта я с семьей находился в здании комендатуры.

Примерно в три часа ночи в комнату, где были собраны жители, зашли жандарм и переводчик. Они приказали нам приготовиться, так как все население эвакуируется в Бобруйск… Затем всех жителей города жандармы погнали вдоль Первомайской улицы через полотно железной дороги, в район железнодорожной школы. Здание школы и большая площадь вокруг нее были оцеплены колючей проволокой, то есть создано подобие лагеря. Этот лагерь охранялся усиленным конвоем солдат войск СС и жандармов. Часам к восьми утра этот лагерь был битком набит жителями города… Вскоре нас стали выводить к эшелонам…»

М. Живалковский, С. Пекур и другие жители деревни Стопы (всего 24 подписи): «12 марта 1944 года, в 6 часов утра, в нашу деревню явились жандармы и предложили в течение 20 минут собраться и выйти на улицу. Там нас погрузили на подводы и отправили на железнодорожную станцию Красный Берег. На станции нас сутки продержали под открытым небом на морозе, от чего умерло много народа. Ночью, 13 марта, нас погрузили в вагоны, которые наглухо закрыли, и отправили по направлению на Бобруйск...»