Бобруйский новостной портал Bobrlife

Бобруйск — Новости —Новости Бобруйска — Погода — Курсы валют — Общественно-политическая газета — Навіны Бабруйска — Бобруйский портал —бобр лайф — Зефир FM

Три самых трудных года войны

Из походного дневника нашего земляка Льва Залмоновича Рогинского

642 0

Три самых трудных года войны

Некий историк Леонид Максименков летом прошлого года в журнале «Огонек» опубликовал «письмо-отчет польской коммунистки Регины Львовны Каплан, направленное ею Соломону Лозовскому и переправленное им кандидату в члены политбюро и секретарю ЦК, члену Государственного комитета обороны Георгию Маленкову», сообщавшее о первых днях Великой Отечественной войны в Белоруссии. Есть в нем сведения и о нашем городе той поры:
­­«...паника приняла фантастические размеры. Когда враг был еще далеко и никакая непосредственная опасность городу не угрожала, советские и партийные органы эвакуировались из города. Жители услышали по радио извещение приблизительно следу­ющего содержания: «Граждане! К городу приближается 42 бомбардировщика. Выходите из города и спасайтесь!» В результате «в полном хаосе население бежало из города. Никакого налета не было. Создавшееся положение использовал всякий сброд, который начал грабить магазины и квартиры».

Не знаю, читал ли публикацию в «Огоньке» мой хороший знакомый – 70-летний Александр Львович Рагинский, но именно осенью 2019-го он принес мне маленькую записную книжку, сделанную из общей тетради в линейку и исписанную мельчайшим почерком то химическим и простым карандашами, то перьевой ручкой. Его отец Лев Залмонович Рогинский начал вести в ней свой дневник именно 21 июня 1941 года. Потратив на расшифровку записей более двух месяцев, представляю вашему вниманию подлинный документ начала и первых лет Великой Отечественной, 75-летие Победы в которой мы отмечаем в этом году.

Коротко об авторе

В 1909 году у 37-летнего Залмона Берковича и 30-летней Раисы Мееровны Рогинских родился сын Лева. Отец служил приказчиком у бобруйского лесопромышленника, мать была домохозяйкой. Жили скромно, никакой недвижимостью не владея. Так бы, наверно, и продолжалось, но свершилась Октябрьская революция. Залмон Беркович работал уже в советских и хозяйственных учреждениях, Раиса Мееровна растила наследника. Неспокойные времена иностранной интервенции и гражданской войны вынудили уехать из Бобруйска в Речицу. Там отец в 1922-м стал членом профсоюза совслужащих, а его 13-летний сын поступил учеником в слесарную мастерскую при местном коммунхозе. С укреплением советской власти семья через пару лет вернулась в город на Березине.

Лева устраивается чернорабочим на лесозавод №6, затем помощником станкового лущильного станка на фанерный завод №16, одновременно учась в вечерней школе рабочей молодежи, которую заканчивает в 1930 году. Но годом ранее Бобруйский окружком комсомола направил только что вступившего в ряды коммунистической партии коллегу своим представителем в Инспекцию труда и Окркустпромсоюз взаимодействовать с безработной молодежью. События тогда развивались стремительно, поэтому не успевает Лев взять в руки свидетельство о полученном образовании, как его – активного комсомольца и молодого коммуниста – избирают секретарем райкома ЛКСМБ в соседнем Глуске. Менее года находился он на этом посту, а затем райком партии направил его ответственным редактором в только что созданную районную газету «Сцяг калектывізацыі».

Редактируя издание, Лев Залмонович не прекращает процесс обучения – занимается в общеобразовательной школе при 12-м полку 4-й стрелковой дивизии. Весной 1935 года по решению ЦК КП(б)Б его отзывают из Глуска в Минск. Он становится специальным корреспондентом печатного органа белорусских коммунистов – газеты «Звязда». Но уже в июле того же года он по партийной мобилизации направлен на службу в Красную Армию, где после окончания 3-месячных курсов политработников назначается политруком роты в тот самый 12-й полк той самой 4-й стрелковой дивизии. Все три года, что он служил, Рогинский избирался секретарем комсомольского бюро части, был редактором многотиражной газеты и полит­руком полковой школы.

Тем не менее, в июле 1938 года Лев Залмонович был уволен в запас по неизвестной ему причине. Как предполагает сегодня его сын Александр, скрупулезно изучивший биографию отца, причина увольнения крылась в исключении из партии сестры папы Рахиль Залмоновны, произошедшем в Бобруйске накануне. В те годы это могло быть основанием для принятия жестких мер по отношению и к родственникам провинившихся по партийной линии. Ввиду того что позднее тетя Рахиль была восстановлена в партии и реабилитирована, версия Александра Рагинского остается лишь предположением.

Между тем, Лев Залмонович вернулся в наш город на Березине и устроился на работу заместителем председателя артели «Красный металлист». В свои 30 лет он был полон сил и энергии. Вскоре это заметили, и началось новое восхождение молодого руководителя. Летом 1939-го он возглавил городской комитет по делам физкультуры и спорта, осенью того же года – военный отдел горкома КП(Б)Б, а в феврале 1940-го его избрали вторым секретарем Бобруйского городского комитета партии. На этом посту он и встретил Великую Отечественную войну.

1941 год

1. Начало войны

21 июня. День был посвящен подготовке к открытию пионерского лагеря. Продуманы все мелочи… (строчка неразборчива).

Утро 22 июня. Иду в горком… (далее шесть строк неразборчивы).

(С абзаца две с половиной строки неразборчивы) … грузовая машина для отправки оркестра в пионерлагерь кем-то задержана. Я возмущен бесчинством. Комсомольские работники… (слово неразборчиво) торопят с поездкой в лагерь. Звонок по телефону. Меня предупреждают, чтобы я не отлучался. В чем дело – не понимаю. Чувствуется какое-то тревожное состояние… (оборван низ страницы).

В 11.00 звонит начальник НКГБ: что мне известно о времени выступления тов. Молотова? Из этого вопроса я узнаю, что в стране произошло что-то чрезвычайное. В 12 часов 13 минут радио извещает, что в 12.15 выступит тов. Молотов.

С затаенным дыханием слушаю… (слово неразборчиво) слово тов. Молотова. Буря негодования охватывает при известии о том, что гитлеровские банды вероломно напали на нашу страну.

Ясно одно: кончилось мирное строительство, началась война (строки подчеркнуты).

В 14.00 выступаю на митинге на судоремонтном заводе. Речи рабочих, служащих, ИТР сводятся к одной мысли: громить беспощадно врага, отдать все силы… (низ страницы оборван) для защиты Родины. Весь последующий остаток дня занят организацией митингов и собраний.
Ночью с 22 на 23 июня – первый налет фашистских стервятников на город.
Бомба сброшена во двор крае­ведческого музея. Музей не пострадал – разрушен деревянный домик, имеются контуженные.

Ночь прошла в тревоге. Засланные агенты были задержаны в разных концах города.

Утро 23 июня. Появляются беженцы из Бреста и Барановичей. От них узнаем все ужасы, когда… (полстрочки неразборчивы).

Приток беженцев все увеличивается.

Создаем вооруженный коммунистический отряд, который я возглавляю. Цель – вылавливать вражеских лазутчиков и агентов.

24 июня. Первый выезд отряда – пока безрезультатный.

Ночью перестрелка посреди улицы – стрелял диверсант из пулемета. Его поймали. Есть жертвы.
25 июня. Информационное сообщение о положении на фронтах. Сообщение безотрадное. Ночью дежурил в саду швейников с отрядом.
26 июня. Утром я на командном пункте. Ко мне явились тов. Гунин и… (слово неразборчиво) с предложением эвакуировать семьи актива. Я возражаю, не соглашаюсь. Меня вызывает тов. Шелков, там же сидит и Соколов. Они согласны с Гуниным. Я расстроен. На этой почве происходит стычка со Степановым.

Я продолжаю упираться. Мне Шелков говорит, что на этот счет есть телеграмма тов. Пономаренко.
В 10.00 к Шелкову является начальник гарнизона – меня не впускают?! После узнаю, что он ознакомил Шелкова с пунктом об оставлении города нашими… (далее две строчки неразборчивы).

…Я немного растерялся.

Город эвакуируется. К полу­дню поступил приказ об оставлении города. В этот же день я расстался с родными и товарищами.

27 июня. 3 часа ночи. Мы оставили город. Никогда не забуду – это были самые трагические минуты в моей жизни. Город опустел, за городом дороги забиты людьми и подводами. Слышны стоны и плач детей, женщин и стариков.

Поехали… Я возмущен тем, что уезжаем из предместий города. Против попытки Шелкова и Соколова ехать в Рославль я протестую. Под моим нажимом возвращаемся 28-го в район действий наших войск.

30 июня. Уходим в лес. Партизанское дело непривычное, но научимся.

Три дня бродим по лесам, обдумываем план наших действий.

…Только расположились, как нам сообщают, что все военнообязанные должны явиться в ближайший военкомат.

Являемся, а нас не призывают. Едем в обком…

(Продолжение следует).

Подготовил Александр Казак.
Фото из семейного архива А.Л. Рагинского.