По шпаргалкам ХІХ века. «Мирные протесты» – ксерокопия мятежа позапрошлого века

Полтораста лет ничему не научили?

«… У них везде и писец, и столоначальник, и выше, и выше – все за одно. Здесь в Минске мне даже евреи говорили содержание бумаг, едва подписанных губернатором и  еще не вышедших из его канцелярии. Всякое сообщение по телеграфу, даже до шифрованных телеграмм, здесь вовсе не тайна для поляков, а также и для евреев…» – писал Петр Мартынович.

Недоброй памяти польский опыт опять был востребован в августе 2020-го. В записках генерала Мейера читаем и о выбитых стеклах в доме начальницы минского девичьего пансиона, не разрешившей воспитанницам пойти на манифестацию. Более того, к камням, летевшим в окна, были привязаны «гадкие пасквили». Не напоминает нам ничего в наш продвинутый век?

Генерал писал далее: «Беспорядки в Пинске равняются минским, новогрудским и слуцким, если не  превосходят их. В Слуцке недавно в жену казачьего офицера… бросили камнями и порядочно ушибли ей руку. Здесь сегодня 21 октября прибили  частного пристава в самом костеле Бенедиктинском, квартальный едва убежал».

Мы бродячие артисты…

В нескольких номерах «Вестника Юго-Западной и Западной России» за 1866 год была напечатана работа «Польская эмиграция до и во время последнего польского мятежа 1831-63 г.г.». И читая ее, поражаешься, насколько старинные положения совпадают с виденным в прошлом году на минских улицах и площадях других белорусских городов. То есть организаторы, завадаторы и подбухторщики протеста, не утруждая себя и не мудрствуя лукаво, просто скатали, слямзили и содрали все формы и методы уличной борьбы почти полуторавековой давности. Поистине, все новое – хорошо забытое старое! Но наши «невероятные», ничтоже сумняшеся, выдали архивные материалы за свои новейшие разработки революционной теории и практики. Пожалуй, лишь распространение их через телеграм-каналы только и придало им налет некой свежести – на большее ума у коноводов и коногонов до сих пор не хватает. Судите сами.

Вот, например, выдержки о работе с молодежью. « … Надрессированные ревнителями, ученики учебных заведений, с началом манифестаций, поступают в непосредственное распоряжение вожаков. На них, достаточно подготовленных и офанатизированных, возлагаются двоякие обязанности: сперва полицейские, потом боевые. Они составляют и первую ширму для вожаков. Воспитанники – сыны ойчизны, когда они трибунами ораторствуют на площадях или защищают баррикады. И они – дети, когда, при неудаче, попадутся пред суд закона, потому коноводами они признаны особенно пригодными орудиями». И тактика прошлогодними «змагарами» позаимствована из позапрошлого столетия, когда уповали на уличные беспорядки как на «оптический фокус», который был призван парализовать «употребление оружия». «Застращение местной правительственной власти» называли тогда «первою положительною победою» и призывали «всю солидарную журналистику … провозглашать о спокойной покорности и стремлении к порядку угнетенных, но кротких, поднятых масс народа»: « В городскую чернь, манифестациями ободренную к безнаказанному неуважению законной власти, … должно поселить уверенность, что войска стрелять не дерзают».

И в остальном просматриваются откровенные параллели форм и методов «революционной борьбы». Тогда каждая из больших манифестаций в Варшаве обходилась не менее чем в 20 тысяч злотых, и  в минувшем году не сумели обойтись без платных услуг, хоть и финансировались они в другой валюте. В прошлом веке один из исследователей говорил о большом найме «солдаток и прачек», «из городской черни актеров», которые представляли «народное неудовольствие», получая «по два злотых и по стакану шнапса», и ныне все происходило ровно так же, с поправкой, быть может, на современную классификацию профессий, дензнаков и горячительных напитков. Тактические приемы охмурения молодежи в традициях времен Речи Посполитой принципиальных изменений не претерпели: мятежническая иерархия разделялась на четыре степени, нижние из которых могли только догадываться о существовании и предмете занятий высших.

Кринолины лишь сменили

Упомянутый уже генерал Мейер писал: «Они овладели сердцами женщин; те, с жаром предаваясь или поэтическому чувству беспредельной любви к родине, или для материальных выгод, увлекают и подстрекают молодежь  и стариков, и отцов, и мужьев, и детей своих, и любовников. Все уверены, что женщины и дети это вполне безнаказанные орудия нынешней революции; и от того теперь в каждой свалке, в каждой безоружной манифестации, везде женщины и дети впереди всех. «Нам и детям ничего не будет, мы ничего не боимся,  – говорят польки. – Всех не переберут, всех не перебьют – только идите все вместе, а не поодиночке», – твердят ксендзы. Ежели  муж хочет отклонить  от  себя ответ  за участие в этих  делах, он прячется за кринолин жены своей и не боится ничего:  жена все примет на себя, а жене  ничего не сделают, ведь она слабая женщина...»

И женщинам тоже щедро выдавались эмансипе-авансы под отчет о проделанной работе. Как прежде, так и в наши дни коноводы признавали, что без прекрасных созданий ну просто никуда в период перехода к решительным действиям. Любопытные детали обнаружились в архивном документе: оказывается, кастинг дам для направления на улицы и баррикады в ХІХ веке был еще тот – наиболее пригодными для мятежной работы признавались «перезрелые девы (не моложе панны), особенно способные к раздражительности». При этом оценщики революционного дамского поголовья подчеркивали, что «красота вредит делу, а менее пригожие стараются заменить отсутствие красоты пикантностью». При этом они ссылались на самого Кастуся Калиновского, обронившего как-то: « Слишком миловидна, чтобы быть патриоткою…».

Очевидно, такими же критериями руководствовались и потомки польских инсургентов, если вспомнить истеричных персонажей жаркого августа-2020. Как раньше их набирали из повивальных бабок, гувернанток, компаньонок, приживалок, экономок, прочих феминисток и суфражисток полусвета, так и ныне преобразователей мира искали среди домохозяек, флейтисток, «общественных деятелей» и им подобных блогеров, копирайтеров и колумнистов.

Злободневные слова полуторавековой давности

«Самый жалкий писец, отребье канцелярства, тотчас бывает принят с почетом, и помощью денежною, в лучших  домах».

«Престранное положение людей: берут жалованье от правительства, против которого действуют с самым ярым озлоблением».

«Коноводы движения, принявшего маску религии, рассчитывают по верной диллеме: ежели на пример, мы будем петь революционные гимны и станут за это нас наказывать, разгонять оружием, мы, хотя бы и были малочисленнее, но будем иметь право вызвать стычку вроде                         варшавской, или хоть виленской, и тогда же попадем в охвяры (жертвы) за ойчизну; за нас будут все молиться; нас станут прославлять, всюду продавать и носить наши портреты и дело нашей свободы и сочувствия к нам очень подвинется. Если же русские побоятся поступить с нами строго (они все приписывают нашей боязливости), то мы при таком явном их бессилии будем каждый день все больше и больше вербовать народу и в певцы, и в кадры…».

Кроме того, повторением практически прежнего опыта, когда накануне повстання поляки вывозили из империи за границу серебро и золото, были прошлогодние призывы снимать вклады в белорусских банках. И обучение в украинских лагерях копировало подготовку участников мятежа 160-летней давности, когда «казаки за полтинник в час» обучали будущих повстанцев действиям в конном строю.

До физической боли знакомые картинки

Отнюдь не год прошел – полтораста лет минуло, а в головах «революционеров» так и не проблеснуло свежей мысли.

«Внутреннее состояние и настоящее положение дел и умов в Минской губ.  далеко не так успокоительны. Все приготовляется к восстанию с жаром и энтузиазмом, распаляемыми из Варшавы, через предводителей и вожаков, – искусно прикрывающихся, не дающих нашему  глазу это заметить, потому что всякий занимается своим  обычным  делом в обыденной жизни и действует по наставлению, чтобы тайна была соблюдена для успеха дела».

«Они старались и стараются тайно, незаметно, но ловко направить все так от высших точек нашего управления и до самых мелких местных личностей, чтобы опасные им власти и силы бездействовали или были парализованы разными ловко придуманными затруднениями и препятствиями. Они желают, чтобы момент восстания, сколько возможно неожиданный, застал бы нас врасплох».

На смену гусиному перу и гектографу пришли лишь девайсы с гаджетами…