Невядомы Бабруйск. Немцы в городе и вокруг него — 2

Польский пролог

Еще в декабре 1917 года власти Советской России издали приказ об аресте штаба созданного генерал-лейтенантом русской императорской армии Юзефом  Довбор-Мусницким польского армейского корпуса, находившегося к тому времени в районе Рогачева, Жлобина и Бобруйска.  В январе того же года предписывалось его расформировать. «Национально самоопределившемуся»  комкору ничего другого не оставалось, как 25 января 1918 года начать боевые действия против частей Красной Армии. И ему удалось захватить Рогачев. Но генерал Довбор-Мусницкий стремился взять Бобруйскую крепость. Позже в своих воспоминаниях он напишет: «Взятие Бобруйска было моей основной целью, потому что, крепость давала возможность перегруппировки войск и эффективной обороны. Только после утраты крепости большевики поняли ее стратегическое положение». 2 февраля цитадель пала.
Все попытки Красной гвардии выбить жолнеров  из крепости не увенчались успехом. Однако и позиции корпуса не были так сильны. Постоянные бои с красногвардейцами истощали силы поляков. Штаб корпуса был вынужден вступить в переговоры с германским командованием. Последнее потребовало, чтобы корпус подчинился ему, а затем приказало и вовсе сдать оружие. 10 марта в нашем городе генерал Ю. Довбор-Мусницкий неохотно, но подписал  договор с немцами о переподчинении вверенных войск им. А в мае 1918-го части польского  корпуса начали покидать Белоруссию и отправляться на родину.

Дрались кайзеровцы и паны, а чубы у наших земляков трещали

Бобруйск был занят немцами к вечеру 23 мая 1918 года. «Из Гомеля передают, что бои между польскими и немецкими вой­сками продолжаются. Польские легионы сейчас собраны в районе Бобруйска и Рогачева. Оба польских корпуса соединились и теперь действуют совместно. К немцам беспрерывно подходит помощь с запада. Польские легионы постепенно вытесняются и разоружаются»,– писала газета «Правда» 27 мая. Вряд ли смена оккупантов могла сделать жизнь наших земляков спокойнее и беззаботнее.                   Тем не менее, политические штрейкбрехеры решили половить рыбку в мутной воде событий на берегах Березины. Руководство Бобруйской уездной рады 5 июня 1918 года направило в адрес Центральной белорусской рады самопровозглашенной в марте в условиях германской оккупации Белорусской Народной Республики письмо. В нем оно просило принять все меры перед германским командованием к скорейшему разоружению 1‑го польского корпуса, квартирующего в Бобруйском уезде. Ибо, как указывали челобитчики, корпус представлял из себя массу окончательно дезорганизованных и недисциплинированных солдат и офицеров, которые, чувствуя полную безнаказанность и безответственность, всячески издевались над местным населением, грабили, насиловали, сжигали целые деревни. В качестве примера в письме приводились деревни Большие и Малые Бортники, где расстреливали совершенно невинных, вешали, варварски взыскивали контрибуции.                                                                                                  «Население терроризировано, недовольство растет с каждым днем все больше и больше. Отношение между местным населением и польским корпусом обострилось до такой степени, что ежеминутно можно ожидать общей вспышки крайнего недовольства повсеместно. Каждый день в раду, в земство, в городское самоуправление поступают жалобы из уезда на возмутительные зверские расправы польских частей с населением деревень, местечек, сел. Население ограблено и обобрано дочиста частыми и беспримерными реквизициями, контрибуциями и поборами. Положение еще более ухудшается тем, что у польского командования совершенно нет средств на содержание и пропитание польского корпуса», – сообщали авторы петиции.

И далее, надеясь на более культурную немецкую оккупацию, бобруйское чиновенство живописало: «Командование распродало все имущество складов самых разнообразных учреждений: военных, гражданских, общественных и частных, наложило целый рад налогов решительно на все, но вырученных денег не хватит на содержание корпуса на самое короткое время. Затягивать разоружение считаем преступлением. Толпа вооруженных людей, не получающая никаких средств к существованию, бросается на городское население, отбирая у него самое последнее. Население, уже доведенное до отчаяния, безусловно окажет сопротивление. И в результате весь уезд может оказаться в огне и обратиться в пустыню».  В заключение Бобруйская рада в лице подписавших документ «председателя Е.В.Успенского» и «секретаря Чернова» просила принять меры «к скорейшей окончательной демобилизации 1‑го корпуса и занятию Бобруйского уезда в целях умиротворения германскими войсками».  Каково! Уберите от нас «плохих» поляков и дайте «хороших» немцев… Дипломатия? Но можно сказать и так: торговля родиной. Вот такие успенские и черновы и встретили очередных оккупантов хлебом-солью.

Немецкий хрен слаще польской редьки не стал

Свой орднунг новые пришельцы стали устанавливать с помощью военного гарнизона, включавшего целую дивизию и некоторые приданные части и подразделения. В первом же приказе по соединению говорилось: «… В городе и округе должен быть полный порядок. Всякие эксцессы будут пресекаться по всей строгости военных законов. За каждого убитого или раненого германского солдата будут немедленно расстреляны первые попавшиеся 10 русских солдат или жителей».                                                                        Интервенты также постарались изолировать контакты бобруйчан и сельчан, запретив какую бы то ни было переписку и почтовое сообщение. Без раздумий была введена плата за проезд по дорогам и мостам. Строжайше запретили выходить из дома вечером и ночью. Нельзя было без специальных пропусков перемещаться из деревни в деревню. Захватчики закрыли школы, устроив в их помещениях казармы, госпитали, склады. Военное управление в Бобруйске разместилось в здании гимназии, откуда вывезли парты и все учебные пособия.

«Прелести» оккупации

И еще один документ, характеризующий ситуацию лета 1918 года, отыскался в архиве. В июне-июле в тылу германских войск в восточной и центральной части Белоруссии с разведывательными целями побывал некий Горелик, нашедший в своем отчете и место для нашего города: «…В Бобруйске я почти не услышал речи на русском языке, говорят на польском, немецком, еврейском. На выход из города в соседние местности выдаются немецкими властями пропуска, за которые нужно платить две немецкие марки, т. е. на русские деньги — четыре рубля. За проход через мост по р. Березине устроена немецкими властями касса, в которую нужно платить по 40 коп. с пешехода. По городу носятся немецкие автомобили, нагруженные разными товарами, и перевозят этот товар на станцию, где немецкие солдаты нагружают вагоны. На ст. Березина стояло два товарных состава, которые были нагружены железом, медью и русским обмундированием. По городу расклеен приказ на трех языках такого содержания: все русские подданные в штатском платье должны перед немецким офицером снимать головной убор, а в военном — отдавать честь. Работы в городе никакой нет. Было в Бобруйске два литейных завода, и те остановлены. Рабочие все бегут в Россию и на Украину. Работа только есть служащим в городском самоуправлении, в котором стоят во главе немецкие власти…».

Таких варягов приглашали временщики-чиновники? Они думали, что культурные немцы привезут с собой мейсенский фарфор, из которого будут кушать бобруйчане? Действительность оказалось намного суровее наивных мечтаний горе-правителей. Вот последняя цитата из отчета того самого Горелика: «… В Бобруйске ловят безработных и отправляют за город убирать и паковать в бочки лошадиную падаль, которая образовалась во время существования польского корпуса. Вечером с этими рабочими расплачиваются, выдают на человека полкотелка солдатского супу…».

Александр Казак.

Фото из открытых источников интернета.