Как французы Бобруйск не смогли взять

Из семейных преданий могилевчан

В сборнике статей из «Могилевских губернских ведомостей», опубликованном известным исследователем Е.Р. Романовым в самом конце ХІХ – начале прошлого века, нашлись эпизоды, касающиеся и нашего города на Березине в Отечественной войне 1812 года. Познакомьтесь с пересказом впечатлений современника тех памятных событий.

Дедушкин рассказ

Наступило лето 1812 года. В народе ходили смутные слухи о нашествии иноплеменников и предстоящей великой борьбе.

Месяц спустя после начала войны французы появились уже в окрестностях Могилева.

Несмотря на быстрое движение армии Багратиона, корпус Даву, врезавшись в середину между обеими русскими армиями, успел опередить головные части войск Багратиона и занял Могилев. Узнав от лазутчиков о движении на Могилев Багратиона, Даву выслал авангард ему навстречу по направлению к Быхову. Геройские и настойчивые атаки 11 июля при местечке Дашковка и деревне Салтановка генерала Раевского, желавшего во чтобы то ни стало, отбросив в сторону вой­ска Даву, очистить колоннам князя Багратиона кратчайший путь к Смоленску на Могилев, не увенчались успехом. Французы удержали занятые ими позиции, и армия Багратиона должна была отойти к местечку Новый Быхов, где переправилась через Днепр и затем усиленными маршами, следуя днем и ночью, направилась через местечко Пропойск и Кричев к Смоленску на соединение с отступившей туда 1-й армией. Некто Матушевич, бывший во время Отечественной войны управляющим одним обширным имением возле Пропойского тракта, так рассказывал об этом торопливом движении войск:

«Проснешься бывало около полуночи, слышишь, по дороге гул какой-то идет, так что страшно становится. Отворишь тихонько окно и выглянешь. При лунном свете по пыльной дороге двигаются темные фигуры людей и лошадей, мелькая между березами. Тихий людской говор, звяканье пушечной цепи, затянутая вполголоса песенка кавалериста, сверкающие при месяцевом сия­нии ружейные дула и штыки – все это возбуждало в душе и жалость и ужас какой-то...»

Даву на Днепре

Головные части корпуса маршала Даву подошли к Могилеву по Виленской дороге. Встреченные у окраины города за католическим кладбищем выстрелами из единственной пушки и ружейным залпом находившегося в городе малочисленного гарнизона французы на первых порах было оторопели, но затем стремительным натиском смяли горсть храбрецов и быстро заняли город. Гарнизонные солдатики, принужденные поспешно и беспорядочно отступать к плавучему мосту через ­Днепр, перехватывались французскою конницей и почти все, вместе с командовавшим ими офицером, пали под сабельными ударами или утонули в Днепре. Только немногие попали в плен. Старожилы припоминали эпизод, как французские драгуны преследовали в городе донских казаков. Два казака во весь опор скакали по Гвоздовскому спуску. За ними гнались шесть французских драгунов. Улучив удобную минуту, впереди скакавшие два драгуна выхватили из-за плеч ружья и выстрелили в казаков. Но те круто поворотили коней влево на улицу Ветку (позднее Пшиколовка), и пули засели в стене еврейского кабака. Драгуны, видя, что казаки ушли от них далеко, прекратили преследование, а донцы, выехав за город, против урочища Холмы переплыли на левый берег реки. Драгуны и кирасиры Даву расположились бивуаком на городских лугах – так называемой «Николаевской приме» – и смежных с ними лугах частных лиц. В близлежащих домах французы устроили пекарни для заготовки провианта на дальнейший  путь…

А крепость на Березине оставили

Дня три спустя на выгоне возле кавалерийского бивуака появились уже стада быков, коров и овец, добытые французами у окрестных помещиков и крестьян, а также привезены были в хлебопекарни кули пшеничной и ржаной муки, горох, пшено и прочее. Молодые могилевчане Тимофей и его приятель Василь Сахар познакомились с драгунами и кирасирами, таскали им воду, кололи дрова, помогали при убое скота и в других хозяйственных делах. Ноги и головы рогатого скота при разделке французы бросали, и потому Тимофей и Василь относили эти отходы домой, где им были очень рады. Раз как-то и дед осмелился вечерком проведать свой домой, посмотреть, нет ли от беспрерывной и сильной топки трещин в печи. Отворив дверь в избу, он увидел, что французы поставили козу на стол и доили ее. Один же, лежа на широкой лавке, сосал молоко прямо из соска козы…

В тот достопамятный год в могилевских садах и огородах был урожай необыкновенный. Сучья яблонь, груш и слив гнулись под тяжестью плодов. Огородных овощей и в особенности огурцов было изобилие. Несмотря на то что фрукты еще не созрели, французы с жад­ностью набросились на них и на огурцы. Между вояками началась болезнь. Вскоре корпус Даву выступил из Могилева к Смоленску. В городе остался только довольно значительный отряд французских и польских войск под командою польского генерала Покоша, которому было поручено Наполеоном взять обойденную его армией крепость Бобруйск.

Несмотря на неоднократные настойчивые предписания Наполеона о скорейшем овладении крепостью на Березине, Покош, не отличавшийся военной доблестью, сам ни разу так и не предпринял похода для исполнения возложенной на него задачи и посылал для взятия Бобруйска из находящихся под его командою войск значительные отряды, которые всякий раз возвращались в Могилев без всякого результата, привозя с собою немалое число раненых. Кроме того, в сентябре и октяб­ре в остававшихся в городе на Днепре неприятельских вой­сках усилились заболевания и смертность.

Сердобольный Аверка

…Некоторые из мещан, злобствовавшие на французов за учиненные ими в храмах Божиих безобразия, уничтожали их при любом удобном случае. Вспоминали, например, как здоровенный детина Аверка один убил семерых французов и поляков и, стащив их в ров, похоронил в одной общей могиле. Во второй половине октября в Могилев стали прибывать раненые и больные французы из большой армии. Губернское правление, губернаторский дом и другие здания присутственных мест были обращены в госпитали. Растерявшееся французское начальство и немногочисленный в то время врачебный персонал могли оказать этим беднягам лишь незначительную помощь. Раненые и больные умирали массами. Совершенно обнаженные тела их подрядившиеся мещане возили за Шкловскую заставу и там складывали в приготовленные уже могилы. Упоминавшийся Аверка, у которого были большая и сильная лошадь и вместительные телега и розвальни, нагружал на воз более десятка трупов. Придавив сверху жердью и обвязав веревкою, ­Аверка вез обнаженных покойников по Шкловской улице к месту погребения.

– Хоть бы ты прикрыл их! – говорили встречные прохожие.

– А вот мне только добраться до заставы. А там их живо прикроют, –  отвечал суровый Аверка.

Подъехав к краю приготовленной могилы, он развязывал веревку и, подняв воз с одной стороны, выгружал покойников в яму, где их затем укладывали и засыпали землею назначенные для этого рабочие. Исполнив таким о6разом свою печальную обязанность, Аверка рысью направлялся к госпиталям за новой кладью.

За неимением мест в переполненных больными и ранеными госпиталях увечных отдавали и в частные дома. Одного молодого французского драгуна, юношу лет восемнадцати, раненного казачьей пикою в пах левой руки, сдали на попечение деду очевидца. Как тот вспоминал, бедный мальчик жалобно стонал и, казалось, произносил не то сетования, не то ругательства на своем языке. Семья деда всеми силами старалась помочь страдальцу, пустив в ход все известные им медицинские средства. Но юноша, несмотря на уход, не поправлялся. Приключившаяся горячка с каждым  днем подтачивала его, молодая жизнь заметно угасала.  Старик, боясь ответственности, запряг лошадь, бережно уложил на подостланное сено еле живого мальчика, укутал его тулупами и повез в госпиталь – в здание губернского правления. По приезде он взял на руки притихшего раненого, но едва поднялся с ним на крыльцо, как юный страдалец испустил последний вздох.

И пошли в Европу

Как вспоминал тот же могилевский очевидец событий 1812 года, по изгнании французов в следующем, 1813-м, для пополнения нашей конницы, необходимой для продолжавшейся еще на полях Германии борьбы с Наполеоном, было, между прочим, решено вербовать молодых годных для конной службы людей. Шла вербовка и в городе на Днепре. Красивый гусарский мундир и громкая в то время известность разгульной жизни офицеров и солдат этого рода оружия завлекали в сети многих молодых людей. Снабженные достаточным количеством денег вербовщики ходили по улицам окраин с музыкой и песнями, угощая приставших к ним охотников водкою, пивом, медом и закусками. Веселая компания для пополнения своих рядов проявлением веселой и беззаботной жизни по выходе из кабачков направлялась далее по улицам и площадям города с пляскою и припевом:

Пристань, Юрка, до вербунку!

Будемь есть мы с маслом курку.

Будемь есть, будемь пить,

Будемь хорошо ходить...

И многие мещане записывались, соблазняемые этими щедрыми обещаниями вербовщиков.

Александр Казак.
Иллюстрации из открытых
источников Интернета.