История о спасении от голода бобруйчанами Петрограда

Отрывали кусок от себя

Уже в декабре 1918 года в составе Бобруйского ревкома был образован  продовольственный комиссариат во главе с товарищем Миньковичем. И первым же приказом от 1 декабря, подписанным им, запрещался вывоз из города и уезда продуктов питания и предметов первой необходимости. Совершенно в революционном духе звучали его суровые строки: «Всякое уклонение от исполнения служебных обязанностей и саботаж будут почитаться контрреволюционными и судимыми революционным трибуналом». Старорежимное  слово «почитаться» никак не смягчало серьезности намерений новой власти.

Комиссариат тоже «первой необходимости», включавший в себя секретариат, бухгалтерию, отделы заготовок и распределения,  разместился на улице Скобелевской в доме Клейнермана, известного до революции не только в Бобруйске владельца банкирской конторы. И уже во второй день первого календарного зимнего месяца наладил учет продовольствия и всего необходимого для жизни в первую очередь. Он же взял под контроль редкие торговые объекты и многочисленных торговцев, создание и работу различных кооперативов. За этим настал черед введения твердых цен и надзора за их соблюдением. Одной из главных задач оставалось снабжение продовольствием частей Красной Армии. Видимо, в целях его совершенствования уже 16 декабря того же года комиссариат был преобразован в отдел снабжения.

Две российских столицы бедствовали, конечно, без хлеба и слали депеши и гонцов с призывами о помощи во все концы. Бобруйские железнодорожные станции в городе и ближние к нему, казалось, работали только на отгрузку. Архивные документы подтверждают сверхнапряженный ритм поставок продовольствия в Петроград и Москву. Уездпрод отправлял со станции Бобруйск то 500 пудов конины в адрес военно-учебных заведений Питера, то «50 пудов картофеля и 200 пудов грибов Главпродкому Северо-Западщной железной дороги», то 1 500 пудов конины рабочим Путиловского завода, то по 40 пудов капусты и брюквы «для распределения между голодающими рабочими Москвы», то два вагона конины Московскому продсовету.

Город затягивал пояс земляков

Все делалось для того, чтобы спасти от голодной смерти пролетариат крупнейших центров Советской России. Вскоре отдел продовольствия издал приказ и о запрещении выпечки тортов, пирожных и сдобных булочек, а также изготовления мармелада, конфет и других сладостей, которыми так славился наш город. Однако через два дня после этой директивы общее собрание союза пищевиков записало в своем протоколе: «Поскольку мы остаемся без работы и хлеба, ходатайствовать .., чтобы две или три конфетные фабрики были открыты для выработки леденца… для раздачи населению по карточкам вместо сахарного песка». Кондитеры убеждали власти, что карамельные петушки в употреблении вдвое выгоднее сахара.

Но никто на эти сладкие речи не поддался, ведь священную обязанность снабжения защитников-красноармейцев и пролетариев, кующих победу нового строя, никто с бобруйчан не снимал. Поэтому, в свою очередь, от работников кирпичных и фанерного, машиностроительного и дрожжевого  заводов нашего города тоже шли различного рода просьбы с мольбой не дать умереть от голода. Власть, что называется, крутилась как могла. «Просим распорядиться об отпуске для нужд 2-й Советской столовой необходимых продуктов по требованию заведующей названной столовой тов.Е.С.Левиной…», – налагал резолюцию член коллегии уездного совнархоза с неразборчивой фамилией; «Комиссариат продовольствия командирует сим тов.Эпштейна для приемки семисот (700) пудов соли со склада при заводе Виленского и доставки таковой в склад при комиссариате»,– информировал руководитель уездпрода  Лиокумович. Тогда же, в конце 1918 года, комитет бедноты хутора Титовка, где проживало 700 человек, обратился за разрешением о создании кооператива, «…дабы в корне разрушить всякого рода спекуляцию».

На исходе 1918-го в Бобруйске было введено нормирование самых простых продуктов. Ежемесячно бобруйчаниин отныне мог получить не свыше чем по 20 фунтов ржаной муки и картофеля, полтора фунта разной крупы, 10 фунтов мяса, по фунту разных жиров или постного масла, соли и сахара-песка, полфунта рафинада и по осьмушке чая, кофе или цикория. Особо оговаривалось распределение пшеничной муки, которая выдавалась исключительно больным по справкам врачей и не белее чем 2 фунта на человека. В соответствующем документе были еще важные ремарки: ржаная мука и крупы выдавались по норме, если на складах был их достаточный запас, в противном же случае люди снабжались – по усмотрению. Хранилища же тогда, конечно, не ломились от изобилия продовольствия.

 Все на защиту города на Неве!

Не успевали отправить в Москву картофель со станции Уречье и конину с Березины, как товарищи в уездпроде нашего города получали новые письма из Питера. Взывали о помощи работники водопровода и электростанции, 8-й объединенной автомастерской и завода “Перун”, клинического института и котельного завода, других организаций и учреждений. В самом конце ноября Бобруйский ревком поручает Миньковичу послать в Москву и Петроград по одному вагону продовольствия «от освобожденного пролетариата Бобруйска и уезда». Но положение в стране продолжает оставаться катастрофическим.

С первых дней 1919 года уездным комиссаром продовольствия с самыми широкими полномочиями был назначен Лиокумович. А уже 10 января ревком принял решение о реквизиции в нашем городе продуктов и товаров первой необходимости. Одновременно представители имущих классов были обложены чрезвычайным революционным налогом. После освобождения в феврале 1919-го территории Белоруссии от немецких захватчиков усилия по обеспечению Петрограда продовольствием активизировались. Уже в марте в адреса центрального рабочего кооператива, комиссариата военно-учебных заведений, продовольственного комитета города на Неве были отправлены мясо и два вагона картофеля, заготовленные в Бобруйском уезде. В апреле за подписями в документах уполномоченных Гинденбурга, Рукина, Лефтова, Ривина отправлялись конина и «второй хлеб» кооперативам Ревельского и Адмиралтейского судостроительных заводов, а также Петроградскому центральному рабочему кооперативу.

Перед лицом военной угрозы председатель особой продовольственной комиссии при 17-й стрелковой дивизии, защищавшей Петроград, некто Ефимов телеграфировал в Бобруйск Лиокумовичу: «Окажите полное содействие в получении и погрузке конины в первую очередь представителям Петроградских командных курсов…»

Бобруйчане терпели, потому что мира хотели

В чрезвычайно сложных условиях наши земляки понимали, что судьба Советской России решается в ее столицах. Не все, конечно, могли спокойно выдержать бремя введенного чрезвычайного налога, просили об освобождении от него или снижении суммы. Выплаты же его колебались от 1 500 рублей до 250 000 (!) рублей. Не случайно Янкель Вольфсон, например, в июне 1919-го писал: «В виду моей крайней несостоятельности и неимения средств прошу отдел финансов освободить меня от чрезвычайного налога… Надеюсь, что отдел примет во вниманиемое настоящее положение и не откажет в моей просьбе».

Среди прошений и жалоб были целые петиции и трактаты не только самих обложенцев, но и их родственников из красноармейцев, социалистов и коммунистов, что обязательно подчеркивалось «во первых строках». В основном среди таких подписантов были иудеи, но нашлись в фондах нашего архива и челобитные Викентия Игнатьевича Ермолаева, Г.Ш.Вазбуцкого и некоторых других. Доходило до смешного: жаловались даже «Поезду «Октябрьская революция», когда тот во главе с Михаилом Ивановичем Калининым в июне 1919 года находился на станции Бобруйск.