Газета – это моя жизнь. О работе в «Камунісце» и «Бабруйскім жыцці» вспоминает бывший их сотрудник

Навыкам учился у Кривца
– Мой путь в журналистику начался с 1979 года, когда я работал испытателем шин на Белорусском шинном комбинате. Я сотрудничал тогда с многотиражкой предприятия «За ударный труд» и объединенной газетой «Камуніст». В «Камунісце» со мной работал журналист Григорий Немцов, который уже ушел из жизни, ему я приносил свои заметки. Писал, например, об экономии на предприятии, социалистическом соревновании, зарисовки о людях.

После меня в «Камуніст» пришли из многотиражки Александр Лесковец, Людмила Плоткина и Людмила Сысой. А осенью, когда редактор Николай Павлович Волоткович ушел на пенсию, на его место был назначен Александр Корнеевич Демидович.
То, что дал мне университет, это, как говорится, само собой. Но за практические навыки я благодарен Михаилу Матвеевичу Кривцу, который вел отдел промышленности. Работал я сначала в отделе строительства, транспорта и городского хозяйства, а потом перешел к нему в отдел промышленности. Он многому меня научил, передал свой опыт. Михаил Матвеевич был очень хорошим человеком, как журналист он знал промышленность города, всех руководителей предприятий.

Работал я также корреспондентом в отделе партийной жизни, который возглавлял Сергей Васильевич Кобля, заведовал отделами писем и экономики. С последней должности в начале 2013 года я и ушел работать редактором газеты «Шинник».

Приехали на съемку, а фотоаппарата нет
– Мы очень много работали вместе с фотокорреспондентом Василием Федосенко, который сейчас трудится в агентстве «Рейтер». В свое время мы взяли на себя ношу: в каждом номере газеты, а она выходила тогда четыре раза в неделю, на первой полосе давать репортаж с фото и подборку новостей. Этот блок назывался «Из блокнота репортера». Поэтому мы постоянно носились по всему городу, искали темы, делали материалы с предприятий и из других мест.
– После Васи Федосенко фотокорреспондентом у нас работал Леня Голенищев, и с ним мы были, как говорится, в одной связке. А после него пришел Александр Фисенко, с которым я очень плотно и долго работал, он был и моим другом. Это был очень интересный, колоритный человек. Жаль, он преждевременно ушел из жизни.
Помню, поехали мы с Сашей делать материал в Бибковщину к женщине, которая приютила сломавшего крыло аиста. По дороге заехали на базу футболистов «Шинника», чтобы сделать снимки с тренировки. Пообщались с футболистами, Саша сделал фотки. Потом приезжаем в Бибковщину. Поговорили с женщиной, нужно сделать снимок, а... фотоаппарата нет. Оказывается, Саша забыл его на базе, чего никогда не случалось, и пришлось возвращаться за фотооптикой, она была на месте.
Много было разных случаев за годы работы…

Получали за год три тысячи писем
– И вообще, каждый человек в редакции в то время был личностью.
Всегда рабочий день начинался с того, что в кабинете ответственного секретаря Нины Ивановны Чурун собиралась вся редакция. Делились новостями, сплетнями, впечатлениями о прочитанных книгах, просмотренных телепередачах, фильмах, приносили книги и газеты, давали их почитать друг другу. Это был своеобразный котел, где выкристализовывались какие-то идеи, мысли, темы. Секретариат был действительно штабом редакции. И мы там точили лясы, до тех пор пока Нина Ивановна не грохнет кулаком по столу: быстро давайте материалы на первую…
Заходил в редакцию Михаил Пирожников, который работал на рекламе вне штата, приходили писатель Иванов, который написал книгу «На Дальнем Востоке», внештатник Абрам Гохман, работники соседних учреждений. Партийная организация объединяла не только редакционных коммунистов, в ней состояли и работники других организаций. Люди приходили поиграть в шахматы, просто пообщаться. В кабинетах редакции всегда было много народу. Некоторые удивлялись: когда же журналисты пишут материалы? А писали мы, или закрывшись в кабинетах, или по ночам дома. Причем, писали хорошие материалы.
Критика, конечно, не касалась двух «священных коров» – горкома партии и гор­исполкома. Критиковались за недостатки директора предприятий, государственных учреждений, и в редакцию поступали в отведенный срок ответы о принятых мерах.

Уезжая на Север, получил выговор
– Редактор газеты Николай Павлович Волоткович был очень интересным человеком. Помню, что-то не так я написал, и он разошелся, вызвал меня в кабинет, кинул лист бумаги: пиши заявление по собственному желанию. Я ушел к себе и начал писать. Заходит Кривец: что, мол, делаешь? Я и говорю, что Волоткович меня увольняет. «Да не бери в голову», – махнул рукой Михаил Матвеевич. Не дописал я до конца ту заяву, как заходит Волоткович: «Ты что, сдурел? Давай, едь на завод и сделай материал!» Он был очень эмоциональным, но абсолюто незлопамятным человеком. Проблем по работе с ним никогда не было.
Хорошо работалось и с Александром Корневичем Демидовичем. Благодаря ему я получил квартиру, и не только я. Все, кто работал тогда в редакции, получили жилье, он умел заботиться о людях.
А еще был у меня в жизни такой период. В 1985 году я собрался на Север, чтобы заработать деньги на машину. Демидович мне сказал тогда: «Уедешь, я тебя назад не возьму». И я не просто увольнялся, мне вкатили выговор по партийной линии с формулировкой «За превышение личных интересов над общественными». Помню, как на партийном собрании, где меня чихвостили, корреспондент республиканского радио Владимир Феликсович Рудинский, который состоял у нас на учете, сказал: «Я не понимаю, за что Зиновского разбирают, он же едет не тюльпанами торговать, а на Север, в холод, поднимать экономику, добывать нефть...» Тем не менее, выговор я получил. А когда моя северная одиссея закончилась и в 1986 году я вернулся в Бобруйск, вспомнил слова Демидовича и не обращался к нему насчет работы, тем более что мое прежнее место было занято. И вот сижу дома, вдруг звонок в дверь, пришел Александр Кизевич, в то время редактор газеты «Рабочы», которая выходила на «ФанДОКе», и пригласил к себе на работу. А через несколько месяцев позвонил мне Кривец: «Валера, давай, дуй назад к нам». Прихожу, а Демидович погрозил мне пальцем – «Ну что, предатель?» – и принял на работу. И больше я, помня школу Демидовича, никуда не уходил, хотя меня звали много куда.

Белорусскому учился у машинистки
– Я пришел в «Камуніст», совершенно не зная белорусского языка. Материалы писал на русском, потом диктовал текст машинистке Фире Иосифовне Гренадер, а она сразу печатала его на беларускай мове. Это было для меня так удивительно. Она была и первым читателем, который оценивал материалы. И если Фира говорила «г...но», это действительно было плохо.
Я понимал, что так не может быть до бесконечности, и начал осваивать белорусский язык. Писал текст на русском, а потом со словарями переводил его на белорусский. Так я и освоил «родную мову», начал на ней и писать, и думать. И когда газета перешла на русский язык, на первых порах мне даже было проще написать текст по-белорусски.
В то время я часто вспоминал преподавателя белорусского языка Мікалая Рыгоравіча Каваленку, учившего нас на журфаке в университете. Многие студенты с его экзаменов уезжали с «хвостами». Был «хвост» и у меня. Помню, приехали мы на пересдачу в феврале. Тянем билеты, отвечаем, а он всех почему-то садит налево, лишь несколько человек отпустил с оценками в зачетках. Потом говорит: «Вы нічога не ведаеце, але жыццё прымусіць вас вывучыць родную мову. Тым не меней, я ўсім вам пастаўлю па тры балы, таму што сёння свята». Мы переглядываемся, не зная, что за праздник. А Мікола Рыгоравіч: «Вы што, не ведаеце? Сёння ж пачаў работу з’езд партыі!» Хороший он был человек, и белорусский язык в его устах звучал красиво.
Наверное, «заболел» газетой от отца
– У меня три больших праздника в году: Новый год, День печати и День Победы. Еще во время войны мой отец внештатно сотрудничал с «Красной звездой», поэтому, наверное, на генном уровне какая-то связь передалась мне и я почти всю жизнь работаю в газете. Отец фотографировал, и у меня всегда были дружеские отношения с фотокорреспондентами. Помню, дома были газеты военного периода с фотографиями отца. Он вел дневники на фронте, хотя это запрещалось делать. И у него сохранились с войны эти дневники, фотопленки. Но однажды мать все это сожгла. Отец начинал читать эти дневники, и у него шалили нервы, поднималось давление, он не мог уснуть. Как говорила потом мать, «Я посмотрела, что он сам себя сживет со света этими воспоминаниями, собрала все и сожгла в печке». После этого они чуть не развелись…
И для меня «Камуніст», «Бабруйскае жыццё» – это моя жизнь, а не просто какой-то ее отрезок.
Фото из архива «БЖ».