Чрезвычайный революционный… Был, оказывается, и такой налог в нашем городе более ста лет назад

Сегодня вряд ли кто-то вздумает оспаривать сумму того или иного налога. Их ставки утверждены и являются законом, нарушение которого в любой стране считается если не преступлением, то правонарушением. А как обстояли дела в этой сфере в Бобруйске зимой и весной 1919 года, когда из города ушли немецкие войска, но его еще не оккупировали польские захватчики?

Бедные евреи просили помощи

В марте от Менделя Норкина, владельца косметического магазина на Муравьевской, лишь недавно ставшей Социалистической, поступило заявление в комиссию по обложению чрезвычайным революционным налогом. Написанное высоким слогом, хоть и не без орфографических ошибок, оно взывало к помощи: «Обложение меня налогом в 2000 руб. я нахожу для себя крайне обидным. Общечеловеческая совесть гласит, что с одного вола двух шкур не дерут – с этим правилом считались всегда и везде. У меня реквизировали все наличные медикаменты, что патвирдит и отдел здравоохранения. И пишущую машину под фирмою «Ремингтон» реквизировал совнархоз. С тех пор я сижу без всякого дела и вдобавок, при настоящей ужасающей дороговизне, должен прокормить семью из восеми душ. А тут изволь еще платить 2000 руб. налога.

Откуда, из каких източников взять такую сумму? Всем известно, что благодаря обилию в городе оптекарьских магазинов моя торговля далеко не процветала… Правда, во время войны мой товар поднялся в цене, но ведь и мне самому приходилось плотить дороже, да и сама жизнь сильно вздорожала… Мне, впрочем, ставят в виду, что я будто бы спекулировал с марлею и ватою. Но эта басьня уже давно опровергнута. Марлю я купил в прошлом году у местного беженца по фомилии Гольда, а вату, почти полтора пуда, я купил у местного врача Кацнельсона четыре месяца тому назад. Про марлю знает т. С.Г. Фрид – он служил в управе в то время, когда у меня была забрана и затем возвращена, когда убедились в ее законном приобретении. Итак: в силу постановления властей я вношу теперь одну треть сказанного обложения – 666 руб. 67 коп., которие с трудом собрал у своих знакомых, и прошу меня от означенного налога освободить… Я уверен, что если комиссия наведет точные справки, то она убедится в справедливости изложенного».

С похожими прошениями обратились и другие бобруйчане, по-разному аргументировавшие необходимость освобождения от «чрезвычревналога» или снижения его суммы. Например, Мендель Сахин ссылался на невозможность уплаты 15 тысяч рублей из-за падения доходов в его табачной лавке, ранее «кормившей его скудным хлебом», и содержания семьи из 9 человек, среди которых жена болеет воспалением почек «даже в хронической форме». Фишель Нисенбаум просил пересмотреть раскладку, по которой он должен уплатить 50 тысяч рублей, и учесть, что 35 тысяч он уже внес по прошлой раскладке, а на 40 тысяч у него реквизировали товара: «…Весь заработок, какой я имел поездками в Киев, поглотила операция в Речице, где у меня реквизировали два вагона сахарного песку».

Кого миловали, а кого казнили

Специальная комиссия, которую в феврале 1919-го возглавлял некто Беленький, конечно, принимала обращения обложенцев, судила и рядила, выносила свои вердикты. В особой раскладочной комиссии по чрезвычайному революционному налогу были созданы отраслевые, если можно так сказать, группы, рассмат­ривавшие дела торговцев сахаром, мукой, рыбой и другими предметами первой необходимости; мануфактурой, готовым платьем и галантереей; мясников (так в тексте) и лесопромышленников, судовладельцев и садовладельцев (с фруктовой торговлей); представителей «железной» и торговли веревками, дегтем, скипидаром и красками, обувью, кожей и шорными изделиями; владельцев трактирного и гостиничного бизнеса, табачной, писчебумажной и посудной торговли; транспортного промысла, «балагольщиков, извозчиков и грузчиков», собственников овощной торговли; «сальников и колбасников», лиц без определенных занятий (так в тексте) – маклеров, посредников и других; лиц свободных профессий – докторов, аптекарей и других. Отдельная группа принимала прошения хуторян, которых жило немало на почти полутора десятках бобруйских хуторов.

В комиссии, как велось с царских времен, были созданы соответствующие подкомиссии, в которые вошли многие уважаемые с тех же времен бобруйчане: А. Гинзбург и Г. Гехберг, Л. Дворкин и Л. Лозинский, А. Фишман и Я. Наймон, М. Лиокумович и Н. Садовский, Э.-Н. Каганович и М. Ляндрес, Г. Славин и А. Флясбург, Г. Рубинчик и М. Вольфсон, А. Гельфанд и А. Рубинштейн, Г. Юхвид и Г. Мазин, Х. Гельфанд и З. Новицкий, И. Гелер и Н. Мац, А. Зарубо и Б. Шведик, Х. Каплан и Е. Каплан, а также «д-р Бараш, д-р Райгродский, аптекарь Бараш, фармацевт Гохман, зубной врач Гецов и фельдшер Гальперин», «фотографы Погосткин, Вархман». После завершения организационного периода наконец в середине мая 1919 года состоялось первое заседание комиссии по рассмотрению жалоб о «чрезвычналоге». На нем более чем по семи десяткам заявлений размеры налога оставили без изменения, с гражданина Безчинского оставшуюся сумму в 660 рублей сняли, И. Смиловицкому решили сумму обложения уменьшить, а по семи заявлениям комиссия даже увеличила налоги.

В дальнейшем комиссия так же конкретно работала с жалобами и прошениями горожан. Бывали и особые случаи. Так, обсудив просьбу Айзика Гайсиновича о сложении с него налога, навстречу ему не пошли, но, учитывая, что его сын погиб на фронте в рядах Красной Армии, решили к неплательщику репрессивных мер не принимать. В другом случае один из членов комиссии услышал, как после предыдущего заседания некто Буня Егудина хвасталась, что сумела провести ее членов, поэтому по его предложению новое решение увеличило обложение пройдохи на тысячу рублей. Обсуждала комиссия и прошения домовладельцев Ицки Фрида, Давида Палея и Орлика (безымянного в тексте) о сохранении за ними их объектов недвижимости, в результате чего пришла к мнению, что материальное положение заявителей неблагоприятно для «национализирования принадлежащих им домов».
Принципиальность пополняет казну
В поисках своей правды обложенцы обращались в самые высокие инстанции. Та же Буня Егудина била челом самому Михаилу Ивановичу Калинину – к тому времени председателю ВЦИК, «всероссийскому старосте», по выражению Троцкого. К чести бобруйских товарищей из комиссии по чрезвычайному налогу, они не поддались на провокацию: их коллега Гуревич вторично подтвердил, что слышал из уст жалобщицы, как она обманула начальников и те установили ей меньшую сумму налога. Другие члены комиссии подтвердили, что материальное положение у заявительницы хорошее и она в состоянии уплатить полный налог. После этого было принято решение об оставлении обложения Б. Егудиной в полном размере – в 2 тысячи рублей.
К М.И. Калинину с жалобой на действия бобруйских чиновников обращалась и обложенка Гинда Ошерович. Но – пикантная деталь: вряд ли она писала председателю Всероссийского центрального исполнительного комитета, что в составе обидевшей ее комиссии заседает и ее муж – член коллегии уездного отдела труда. Однако он, когда принималось решение по супруге, на заседании отсутствовал, что отмечено в протоколе и повлекло санкцию в виде наложения штрафа в размере 25 рублей на самого товарища Ошеровича. И вот здесь следует отметить мудрость наших земляков, принявших решение направить жалобу, побывавшую у Калинина, неаккуратному мужу скандальной жены – для получения от него «обстоятельных данных о материальном положении Гинды Ошерович». Кто как не он – супруг и сотрудник отдела труда – мог лучше знать поднятый вопрос.

Александр Казак.