Классный был город. Если не забывать и приумножать традиции, Бобруйск таким останется всегда

Бытие определяло налог

Новый закон о квартирном налоге по классам был высочайше утвержден 125 лет назад – в мае 1893 года. В соответствии с ним города и другие поселения были распределены «сообразно со степенью дороговизны жилых помещений». В результате к 1-му классу отнесли Москву и Санкт-Петербург, ко 2-му – Вильну, Варшаву и другие, к 3-му – Минск и ему подобные. К 4-му классу в Минской губернии были сопричислены Пинск и Бобруйск. Причитавшийся с каждого плательщика налог за квартиру определялся по наемной цене занимавшихся им помещений «со всеми принадлежностями, не включая платы за меблировку и отопление». То есть как домовладельцы, так и квартиросъемщики должны были отстегивать суммы государству в зависимости от классности города.

Интересно, что в наемных ценах квартир пределы в городах разного класса были различны. Так, в первоклассных Москве и Петербурге верхняя планка определялась от 6 тысяч рублей и выше, налог на которые в 1893 году составлял 10 процентов. В городах 2-го класса потолок цен на квартиры составлял 4,5 тысячи рублей с таким же размером налога. В третьеклассных поселениях наемные цены на жилые помещения не превышали 3 тысяч рублей, с которых взимался тоже 10-процентный налог. В Бобруйске как городе 4-го класса предельная цена на квартиры не превышала 2,4 тысячи рублей, но облагалась таким же сбором в казну.                                                                                             Однако на жилье конкретной наемной стоимости налоги были дифференцированы. И размер их зависел от класса города. Например, за квартиру ценою в тысячу рублей в городах от 1-го до 4-го класса включительно взималось 28, 29, 33 и 38 рублей соответственно. Любопытно, что от квартирного налога освобождались духовенство христианского вероисповедания, дипломатические представители, члены императорского дома. Не облагались также жильцы при промышленных предприятиях.

Один из двух

В 1895 году наш город был одним из двух в Минской губернии, относившихся к 4-му классу поселений. Кроме Минска, только Бобруйск и Пинск имели городскую полицию, отдельную от уездной. Промышленность нашего города была представлена дрожжевым и винокуренным заводом Зусмана Рабиновича на Слуцком форштадте;  кирпичными производствами Залема Пружинина «близ старого кладбища», Гирша Розенберга и Д. Окулича на Березинском форштадте; кожевенным заводом Н. Гельфанда на Старослуцкой улице; крупорушками Мовши Розенберга и Мана-Нохима Кипеля на Шоссейной улице, Меера и Израиля Василевских, Мордуха и Копеля Гореликов на Слуцком форштадте; мельницами Г. Галберштата и Б. Эпштейна «при шоссе»; мыловаренными производствами и свечно-сальными заводиками Якова Голанда и Ицки Вольфсона соответственно между Минской и Солдатской слободками и на Песках; наконец завершали индустриальную картину небольшие табачные фабрики Мовши Гольдбуша на Родионовской и Меера Войно на Старослуцкой улицах.

Следует заметить, что один из двух городов 4-го класса на Минщине, Бобруйск, к  1900 году стоял в одном ряду с такими белорусскими городами, как Витебск, Гомель и Двинск, и такими в России, как Барнаул, Брянск, Вологда, Вятка, Липецк, Оренбург, Пенза, Петрозаводск, Челябинск и другие. А ведь был еще 5-й класс местностей, к которому относились, например, белорусские Радошковичи… Во время Первой мировой войны ставки квартирного налогообложения возросли в городах всех классов. Максимальный налог поднялся до 15 процентов с наибольших наемных цен квартир. За жилье стоимостью в тысячу рублей в нашем Бобруйске должны были заплатить в казну уже 57 рублей. Но по-прежнему налог не исчислялся с дворцов и помещений, занимавшихся членами императорского дома, – поистине, своя рука владыка! Не взимали сбор также с архиерейских домов и монастырей, с пансионов и общежитий учебных заведений, приютов и богаделен, солдатских казарм и жилищ рабочих фабрик и заводов, постоялых дворов и ночлежных домов. Однако для города на Березине это, за исключением крепостных казарм, было нехарактерно.

Второй во всем после Минска

В 1903 году Бобруйск занимал площадь в 20 квадратных верст, но жилось 37,5 тысячи бобруйчанам довольно привольно, так как на каждого из них приходилось в среднем по 133 квадратных сажени, тогда как в губернском Минске, располагавшемся на 45 квадратных верстах, горожане «ютились» лишь на 112 квадратных саженях. Разница такая ощущалась из-за более плотной застройки в столице губернии: жилых строений в ней насчитывалось свыше 6600, тогда как в нашем городе их было только 3030. При этом одежка, по которой обычно встречают, выдавала менее зажиточных бобруйских провинциалов: каменных домов в городе наблюдалось всего 172, а остальные, естественно, были сработаны из дерева; из тех и других покрыты железом были лишь 419, абсолютное большинство – дощатым гонтом, и только 3 дома – черепицей. Последний материал, наверно, не был традиционным в центральной и восточной Белоруссии, так как и в Минске под черепичными крышами были зафиксированы 115 лет назад аж 2 (!) дома. Однако другие сравнения с губернским центром явно не в нашу пользу. Если в нем уже тогда было 215 улиц и переулков протяженностью более 90 верст, почти половину которых составляли мощеные, то из 32 бобруйских улиц и заулков, протянувшихся на 45 с небольшим верст, одетыми в булыжник были всего-навсего 6 верст. С городскими площадями в Бобруйске тоже наблюдалась форменная агорафобия – одна рыночная против 4 минских на тот момент. Ну а о наших бульварах и прочих аллеях говорить не приходится ввиду отсутствия их присутствия. Хотя ради справедливости следует отметить так называемую Аллею любви в крепости, не вошедшую в отчетность, но запечатленную на фото начала прошлого века. Но Минск ведь блистал уже тогда 4 площадями, несколькими бульварами и городскими садами.

Уступали мы губернской столице и по части более серьезных элементов инфраструктуры. Например, больниц и приемных покоев со штатом врачей, фельдшеров и сестер милосердия в них, аптек и аптекарских магазинов Минск имел в разы больше, чем город на Березине. В одном конкурировал на равных наш город: и там, и здесь было по одному военному госпиталю – но минский был рассчитан на 190, а наш – на 300 мест. В целом население вышестоящего центра обслуживали более шести десятков врачей «обоего пола», а бобруйчане довольствовались помощью полутора десятков их коллег. Туговато было в нашем городе с акушерками и повивальными бабками – 8 против 40 минских.

Пропорционально статусам городов были обеспечены их жители телефонной связью: в первом городе губернии в 1903 году насчитывалось 280 абонентов, а во втором – ровно 100. Соответствовали в них возможности гостиниц и «номеров» наплыву гостей – 69 и 20, пропускная способность 78 минских трактиров, харчевен и чайных явно превосходила возможности 19 подобных бобруйских заведений. Даже более чем скромным показателям работавших в губернском центре одной библиотеки и одной читальни наш город с единственной публичной библиотекой-читальней уступал. И совсем неприлично в самом начале ХХ века выглядел Бобруйск без своих газет, когда в городе на Свислочи выходили в свет уже 3 периодические издания. Справедливости ради заметим, что в редком уездном городе Белоруссии того времени издавалось что-либо периодическое. Но в Двинске с такой же крепостью, как у нас, газета выходила…

Может, читать просто некому было, кроме офицеров в цитадели, которые, кстати, пользовались своими полковыми библиотеками? Так нет же! Статистика 115-летней давности бесстрастно свидетельствует: в городе на Березине действовали 14 средних и низших учебных заведений, в которых работали 52 педагога и обучались почти 2 тысячи детей – самых что ни на есть активных читателей. Конечно, это не столичный показатель – в Минске тех и других было соответственно в 6 и 4 раза больше… И еще один штрих, подтверждающий периферийность родного нам места, ставшего позднее не только столицей Приберезинского края, но и расположившегося вслед за другими – Минском и Плещеницами. Бобруйск со своими 26 храмами, молитвенными домами и часовнями, из которых 14 относились к иудейским, уступал не только главному губернскому городу, но и Пинску со Слуцком, где таковых было больше.

И все-таки он единственный такой!

Понимая, что дореволюционный расцвет нашего города на Березине совпал по времени с развитием капитализма в Российской  империи, нельзя не отметить уникальные особенности Бобруйска на заре минувшего века. Уже тогда, в 1903 году, он занимал третье место в губернии по количеству промышленных предприятий после Минска и Пинска и славился лесными промыслами, торговлей и хлебопашеством. И хотя не было на берегах нашей реки больших ярмарок и торгов, базарные дни проходили регулярно трижды в неделю с оборотом до 30 тысяч рублей. Действовали на пристанях и 13 постоянных лесных складов. Экономическая стабильность и спокойная общественно-политическая обстановка вызывали доверие у многих представителей капитала. Достаточно упомянуть, что в нашем городе действовали два отделения банков, два общества взаимного кредита с основным капиталом около 40 тысяч рублей, три ссудо-сберегательные кассы, страховые агенты и нотариальные конторы, по числу которых Бобруйск превосходил все города Минщины и располагался вслед за ее столицей.

Не чужд был город на Березине таким прогрессивным явлениям, как благотворительность, борьба с пьянством и другим.  Он единственный в губернии предоставлял нуждающимся дешевые квартиры. И даже цены на пшеничный хлеб, мясо у нас всегда были ниже, чем в Минске, а зимой – и на сахар тоже. Удивительный, с позиций сегодняшнего дня, факт удалось раскопать в архивах: когда в губернском центре и большинстве городов Минщины фунт соли продавался за 1-1,5 рубля (в Бобруйске всегда за рубль), в Мозыре просили от 1 до 2 рублей – не оттого ли сейчас именно в этом городе производится отличная белорусская соль!

Предметом гордости бобруйчан всегда были бравые команды пожарных, по численности превосходившие минские, так как на борьбу с пламенем вставали и огнеборцы из цитадели. По вооруженности насосами, рукавами и прочим инвентарем они тоже выглядели вдвое лучше коллег из губернского города… А еще наш город с тех самых пор располагает театром, который начинал в пожарном депо и стал профессиональным – одним из немногих в провинции.