День памяти и скорби. Истории о начале войны из первых уст

Девушка с Форштадта.

День 22 июня 1941 года перечеркнул семейное счастье, мирный труд очень многих. Война втянула в свое жерло и погубила миллионы жизней, и не только мужчин. Тяжелый свой груз она взвалила и на хрупкие девичьи плечи, на долю которых выпали жестокие испытания. Рядом с мужчинами шагали они по пыльным дорогам войны, вязли в болотах, ходили в штыковые атаки. Девушки-снайперы днем и ночью выслеживали врага на переднем крае. А девушки-санитарки спасали от смерти тысячи жизней и гибли сами.
Мне приходилось много раз встречаться с девушками-фронтовичками, писать об их подвигах. Кроме того, я участвовал вместе с председателем Совета ветеранов города Владимиром Васильевичем Арбузовым в создании клуба «Фронтовичка».

При моей инициативе был создан плакат, посвященный воевавшим женщинам, куда вошло 20 фотографий фронтовичек-бобруйчанок.
Уважая женщин-фронтовичек, их непосильный фронтовой труд, я хочу в преддверии 22 июня напомнить читателям газеты «Бабруйскае жыццё» об одной такой героине, известной когда-то всему городу, – Стороженко Марии Ипполитовне.
Марийка была ровесницей Октябрьской революции, все дни ее рождения совпадали с годовщинами Великого Октября. Но в доме у них не отмечалось ни то, ни другое. Жили, что называется, беднее бедного. Зимой она сидела на печке и слушала, как за окном завывает вьюга. Весной радовалась приходу тепла и с удовольствием бегала без обуви и теплой одежды до наступления холодов.
Очень рано узнала всю домашнюю работу. Видно, пережитые трудности и определили, закалили характер Марии Миловой. После семи классов школы на Березинском форштадте она поступила в медучилище, окончив которое, стала отмерять трудовой стаж – работала фельдшером на Бобруйском лесокомбинате. В августе 1939 года ее как военнообязанную призывают на армейскую службу. Военфельдшером она участвует в освобождении Западной Белоруссии. Затем лейтенант медслужбы Милова служит в 4-м истребительном полку 20-й истребительной авиадивизии. Начало войны она встречает на территории Молдавии.
– В четыре часа утра в полку объявили тревогу, и истребители поднялись в воздух. С первыми вылетами появились и первые потери, – вспоминает Мария Ипполитовна. – Началось отступление. На грузовики уложили раненых и повезли их по проселочным дорогам. Жара, пыль, раненые стонут, пить просят, «юнкерсы» покоя не дают… Так и отступали два месяца. Оставили Николаев, Каховку, Херсон, Мелитополь и только в сентябре остановились у Джанкоя…
После переформирования лейтенант медслужбы Милова была зачислена в 602-й стрелковый полк одновременно военфельдшером и начальником аптеки полкового лазарета. На Перекопе шли упорные бои, раненых не успевали принимать, и Мария работала не то что за двоих, а и за троих. Нередко ей приходилось брать скальпель и тоже делать операции. Спали по 2-3 часа, работали днем и ночью.
А вести приходили нерадостные. Пал и Перекоп, началось отступление с боями на Севастополь. После 250-дневной обороны в июле 1942 года немцам удалось захватить и его. Медики как могли укрывали раненых в каменоломнях. Фашисты находили их и наказывали спасителей в белых халатах. Так и Мария оказалась в плену.
– В Джанкое я была брошена в концентрационный лагерь. Там была эпидемия дизентерии среди военнопленных. Я ухаживала за ними, пока лагерь не переполнился вновь прибывающими. Тогда немцы решили отпустить женщин по домам, в те районы, которые были уже оккупированы...
Так Мария отправилась в большую дорогу домой. Проходила за сутки по 20-25 километров, не раз гитлеровцы хватали ее. Ночевать приходилось в стогах сена или соломы. В конце октября 1942 года Мария Ипполитовна наконец увидела родной Бобруйск. На Форштадте на улице Малой фашистов, на удивление, было больше, чем местных жителей. Немцы выселили всех в землянки и сараи, а сами жили в домах. Родные еле узнали дочь – такой исхудавшей вернулась она. А чуть отдохнув и оправившись, Мария включилась в подпольную работу, которой занимались ее отец Ипполит Степанович и мать Марфа Ефимовна.
В книге партизанского комбрига Ивана Химичева «В борьбе и тревоге» этой семье посвящено несколько страниц. Брат Георгий был партизаном, связными были сестра Ксения и ее дочь Зоя. Мария тоже хотела уйти к брату, но командир отряда посоветовал оставаться в Бобруйске. Она добывала медикаменты и передавала их партизанам. Однако в начале 1943 года Марию Ипполитовну арестовали и поместили в следственный изолятор полевой жандармерии.
– Почти месяц меня допрашивали и пытали, – рассказывает женщина, вспоминая прошлое. – Но я ссылалась на немцев, которые жили в нашем доме. Мол, они заметили бы, если бы я что-то делала предосудительное. Ничего не добившись, гитлеровцы были вынуждены меня отпустить.
В феврале 1944 года Марию в третий раз арестовывают и помещают в лагерь, носивший название «Порт-Артур». А когда фронт стал приближаться, Марию вместе с другими грузят в эшелон и вывозят за границу. Сначала она попадает во французский город Эу, а затем в концлагерь Шато. Узнав о ее профессиональной принадлежности, немцы доверяют ей лечить больных сыпным тифом. По воспоминаниям ветерана, люди тогда умирали десятками и сотнями, никакого учета их не было.
– Весна и лето 1945 года были для нас самыми радостными, ибо нас, уже приговоренных к смерти, освободили американские войска. Нас подкормили, подлечили и передали советской миссии. А вскоре направили в Советский Союз. Поезд шел долго, мы не знали, куда нас везут. Так я попала в Башкирию и после фильтрации и специальной проверки вернулась в родной Бобруйск…
Но Мария не долго задержалась в нем, так поехала на родину будущего мужа – Федора Стороженко, которого полюбила еще в лагере Шато. И вскоре кубанский казак и белорусская девушка объединили две судьбы в одну, чтобы вместе прожить всю жизнь. В 1947 году они с Федором Васильевичем окончательно переехали в Бобруйск. Мария Ипполитовна пошла работать фельдшером в здравпункт кирпичного завода, а потом медицинской сестрой в городскую больницу, которой и отдала тридцать пять лет. Здесь высоко ценили ее опыт и знания, о чем свидетельствует множество грамот и ценных подарков.
…Не хочется писать, но надо. Чтобы таких людей достойно проводить в последний путь, надо исполнять лозунг «Никто не забыт, ничто не забыто». А то ушла из жизни Мария Ипполитовна, а медслужба и венка не принесла. Позор!
Алексей БОБКОВ.

Юность, опаленная войной.

С первых дней вражеской оккупации население активно поддерживало подпольщиков, партизан. Местные жители были связными, разведчиками, собирали для народных мстителей оружие и боеприпасы, снабжали партизан одеждой и едой. Подрывая вражеские эшелоны, разрушая коммуникации врага, партизаны оказывали огромную помощь фронту. Трудные годы войны были годами юности и моего отца Станкевича Кирилла Дорофе­евича.

Он родился в 1926 году в деревне Кобылянка (ныне Знаменка) Осиповичского района. Отец, будучи 15-летним мальчишкой, помогал партизанам вместе со своими сверстниками. Сами голодая, они доставляли в отряд хлеб, испеченный заботливыми руками их матерей и бабушек, рискуя своими жизнями и жизнями своих семей (а в каждой семье в то время было до пяти ребятишек). Фашисты старались держать все под контролем, и если кто-то попадал под подозрение, его тут же арестовывали и расстреливали. Но разве можно было сломить волю советского человека? Конечно же, нет. И там, где не могли пройти взрослые, на помощь приходили подростки.
Испытывал ли мой отец страх, управляя тощей лошаденкой, не изъятой фашистами из-за ее худобы, которая, с трудом переставляя ноги, тянула телегу, где на дне лежал под соломой хлеб? Да, екало сердце, как признавался отец, если по дороге ему встречались фашисты. Но не оттого что его могут убить, а из-за того что он может не выполнить порученное ему дело особой важности. Только, к его счастью, не привлекали тощие лошаденка и худющий паренек фашистов, и хлеб поступал на место назначения. Этих поездок было немного, но каждая из них могла стоить подростку и его семье жизни за связь с партизанами. Я горжусь своим отцом за его смелость и находчивость, бесстрашие и отвагу, за то, что в Великой Победе есть и его небольшая заслуга.
В послевоенные годы отец 45 лет трудился рабочим на лесокомбинате. Он являлся почетным ветераном труда, за добросовестный труд имел грамоты и благодарности. Кирилл Дорофеевич был разносторонним, творческим человеком. Он обладал хорошими вокальными данными, мы часто с ним пели дуэтом. Он любил рисовать природу, приобщил к творчеству и меня. Вместе с ним мы выполняли и гравюры по дереву. Папа привил мне любовь к природе и творчеству в целом. Благодаря ему я стала писать стихи, лучше всего у меня получается пейзажная лирика…
В 2004 году отца не стало, но светлая память о нем останется навсегда в моем сердце. Мой папа не любил вспоминать военное лихолетье, только стихотворные строчки его произведении свидетельствовали о том, что война жила в его сердце горькой памятью. Пережив войну в свои юношеские годы, отец написал произведение о трагедии сожженной деревни, о которой осталась вечная память в наших сердцах.
Тамара Станкевич.
***
Баллада о войне
Кирилл Станкевич
С печалью солнце встало,
Трещит за окнами мороз.
Беде быть, утро предвещало –
Немецкий движется обоз.
И вмиг деревню окружают,
Лавиной хлынули к домам.
Поднялся крик, вокруг стреляют,
Бьют с минометов по лесам.
Разгул тиранов беспредельный:
Там поджигают, тут громят.
Там вещи тянут – это цель их,
Там скот ревет, дома горят.
Одних секут, в других стреляют,
Им воля действия дана.
Живых детей в огонь бросают,
А в чем же их была вина?
Как злые звери, нападают
На мирных женщин и детей.
В мороз трескучий выгоняют
Из убогой хижины своей.
Пред смертью в страхе мать рыдала,
Обняв детей своих родных.
В последний раз их целовала,
Своих малюток дорогих.
«Ответь же, зверь, в чем сын повинен?
Ведь он прожил всего лишь год!»
Но враг в огонь бросает сына
И дочь уже к огню ведет.
Седой старик, залитый кровью,
Лежал с разбитой головой.
Он призывал сынов с любовью
Своею раненой рукой:
«Сыны мои, я умираю
И перед смертью призываю:
Громите извергов-фашистов,
Колите их штыком, мечом,
Давите этих людоедов,
Сожмите их святым огнем!
Сыны, все силы приложите
С лица земли фашизм стереть,
И в бой идя, одно твердите:
Кровавым гитлеровцам – смерть!»...
Деревни нет, одни лишь трубы
Стоят в окрестности земли,
Да изувеченные трупы
Лежат в запеченной крови.
Одна из трехсот в живых осталась,
Она звала отца и мать,
И в страхе к яблоньке прижалась,
И громко начала кричать.
Все громче, громче и смелее
Кричала, плакала она.
В тиши безмолвного молчания
Ей смерть казалась не страшна.
Над лесом дым повис горою,
А солнце красное, как жар.
Сквозь дым смотрела равнодушно,
Как хоронил людей пожар.
Погром закончен, тихо стало,
Все покорилось тишине.
Природа скорбно наблюдала,
Как угасала жизнь в огне…
Об этом помнить будет каждый,
Хатынь сгоревшая – в сердцах.
Стихи, баллады в честь погибших,
В их память прозвучат не раз.