15 суток недалеко от ада. Как ликвидировались последствия аварии на ЧАЭС

Начинал старшим пожарным, а когда освободилась вакансия водителя, перешел к более привычной для себя службе. Так и отработал прапорщик внутренней службы Николай Бубнов с 1983-го по 2007 год – 26 лет, считая со службой в армии. И были в эти годы всего 15 дней, которые Николаю Станиславовичу не забыть никогда…
В ночь на 26 апреля 1986 года на четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции, расположенной на территории на то время Украинской ССР, произошла крупнейшая в истории мировой атомной энергетики авария. Реактор был полностью разрушен, и в окружающую среду выброшено большое количество радиоактивных веществ. Облучению подверглись более 8 миллионов жителей Беларуси, Украины, России. Непосредственно в ликвидации последствий чернобыльской аварии принимали участие более 600 тысяч человек. Николай Бубнов – один из них.

– Тогда нам поступило сообщение о том, что в Могилеве формируется свод­ный отряд для ликвидации последствий аварии, нужны добровольцы, – вспоминает Николай Станиславович. – И добровольцев было – хоть отбавляй. Наши пацаны чуть ли не спорили, кто первый поедет. Я попал во вторую партию, в конце июня. Супруга Галина на то время беременная была, уехала погостить к матери и о командировке моей чуть позже узнала. Базировались мы в детском садике деревни Савичи Брагинского района Гомельской области (после катастрофы часть жителей (373 семьи) деревни были переселены в чистые места, а окончательно все жители деревни Савичи были выселены 27 сентября 1986 года, – ред.). Было нас четыре отделения, четыре машины. Жара стояла ужасная. Тушили в основном горящие торфяники – это была наша прямая обязанность, но частенько выезжали и на пожары частных домов, других построек. Однажды и в самих Савичах дом тушили. Сигнал нам тогда не успел поступить, сами услышали, как шифер на кровле рвался. В машины попрыгали и спасли дом. Почему пожаров много было? Возможно, где-то стекло битое, бутылки в качестве линз солнечные лучи фокусировали, а возможно, и мародеры поджигали. Выезды были ежедневные…
– Николай Станиславович, а за уровнем радиации как-то следили?
– Да, был у нас армейский дозиметр. Бывало, в зону заедешь, он стрекочет, зашкаливает. Меняли дислокацию, подъезжали к очагу возгорания с другой стороны и работали. Бывало, и милиции помогали, когда те просили «помыть» свой домик, чтобы радиации меньше было.
– А красным вином от этой напас­ти не спасались?
– Разговоры тогда ходили, мол, красное вино радиацию выводит. Но, во-первых, в то время и в тех краях со спиртным вообще сложно было, по талонам продавали, и местные все раскупали. А во-вторых, не до этого было. Приедешь, помоешься, переоденешься, поужинаешь – и быстрее в постель. В шесть утра подъем – и снова вперед.
– А вообще, если честно, страшно было?
– Порой бывало жутко. Жутко видеть брошенные деревни, технику, трактора, никому не нужные, скотину, саму по себе гуляющую… Трубы атомной станции… И тишина… А масштаб трагедии мы в то время и не представляли, просто делали свою работу.